Записки советского чиновника

"яблоня - она не дурее нас с тобой…"

Год для Пашки выдался неблагоприятный: пожар на транспортёрной ленте, едва домну не остановили, сбросили мимо вагона на рельсы 13 тонн раскалённого кокса, хорошо ещё, что перед циклом; убрали за 20 минут, график выдачи не сорвали. Но всё равно, через двое суток, во время очередного цикла заместитель начальника цеха Таранюк, заметил, что рельсы повело, нетрудно было посчитать, вышли на третью смену, где был начальником Пашка. Лишили премии, да ещё и крупный разговор состоялся в управлении, правда, в основном говорил начальник производства Тимофеев. И вот опять ЧП, дверевого Зарипова и Пашку скорая помощь увозит в ведомственную больницу. Когда Пашка открыл глаза, он ничего не мог понять, плачущая медсестра, носилки, рядом ещё одни носилки, в них лежит Зарипов. Начинает вспоминать: "Он делал обход цеха. Готовилась выдача кокса из третьей камеры первой батареи, машинист дверевой машины Зарипов снял дверь и начал устанавливать клетку в проём камеры, двери клетки не закрывались, он вышел поправить ломиком, и вдруг двери захлопнулись, защемив его поперёк груди. В это время пошло движение кокса. Человека в этом случае, может накрыть расскалённым коксом уже через несколько секунд. Как у Пашки в руках оказалась обгоревшее брёвнышко, которое он вставил в пространство между дверью и стеной клетки, отогнул дверь, зажатый машинист освободился и выпал на площадку. Это последнее, что он помнил". Теперь он, наконец, стал понимать, что его везут в машине, значит, скорая помощь. Кончилась тряска, подъехали. Занесли в палату, через некоторое время ситуация для Пашки прояснилась. Зарипов жив, только ожог поперёк груди и на спине, а он потерял сознание после освобождения машиниста от перенапряжения, то бишь, травматический шок. Зарипов пролежал три недели, а Пашка вернулся в цех, под честное слово, что через два дня, на выходные, появится перед строгими очами врача. Когда он вошёл в кабинет начальника цеха, предугадывая, что собралось так много народа обсудить его самочуствие, состояние Зарипова, но неожиданно услышал горячее обсуждение устройства и мощности лебёдок и ещё какие - то тросы, которые можно привязать к электровозу и потянуть. Зрелкин – начальник цеха, вдруг взглядом упёрся в Пашку. «Так ты здесь, тебя что, отпустили»? «Под честное слово, смены закончатся, пойду к врачу». Наступила тишина, про дисскусию забыли. Пауза затягивалась. Тогда Зрелкин предложил пройти к месту аварии. Двересъёмная машина стояла на концевой площадке. Пашка сразу обратил внимание, что, сваренная из полос 10 миллимитровой толщины дверь, была отогнута где - то градусов на тридцать. «Она, что на пути падала»? «Никуда она не падала, ты упал с бревном в руках без сознания, а она в таком виде осталась стоять на месте; тремя ломами, шесть человек пытались выправить, ничего не получилось» - сказал механик. «Согнул! Может, сделаешь, как было»?- предложил он язвительно Пашки. Несколько дней, изощряясь друг перед другом, работники цеха рассказывали необычные историии и легенды. «Мой приятель на охоте, у него ружьё осечку дало, убегал от дикого кабана, с ходу перепрыгнул забор двухметровой высоты», «а мы, когда форсировали Днепр…», и так до бесконечности. У Пашки непроизвольно стал возникать интерес к собственной персоне. Незаметно для окружающих, он пробовал поднимать тяжести, пальцами гнуть пятаки, щупать мышцы - результаты нулевые. И только 40 лет спустя Пашка окончательно освободился от своей исключительности. Как же он лопухнулся по - мелкому, в таких случаях его матушка, говорила «адиот». Успокаивало только одно, что не один он такой безмозглый. Пришлось до минуты восстановить последовательность событий. В эту смену выдача кокса шла с отставанием, до конца смены оставался ещё час. Догоним, подумал Пашка, и зашёл по пути спросить, не обращался ли кто за помощью из смены, а заодно и попить чайку у Тани в медпункт. Её плачущее лицо он и увидел в скорой помощи, придя в сознание. Из медпункта он сразу пошёл на первую батарею, прошло всего тридцать минут, выдача уже шла по графику. «Не порядок, торопятся, качество кокса будет плохое», и в это время он увидел, как двери зажали Зарипова. Значит, при такой скорости выдачи, они были расскалёнными. Согнуть их в таком состоянии не трудно. При соблюдении технологического режима, такой перегрев оборудования исключался. Ожоги на груди и спине пострадавшего напрочь исключили невероятные способности Пашки.
Конечно, не через два дня, а через неделю Пашка стоял по пояс раздетый перед врачом. Она что - то долго его крутила, щёлкала языком, вздыхала, рисовала палочкой на груди разные фигурки, говорила так, так, так. Пашку уже такое внимание стало раздражать. Предполагать, что им заинтересовались, как мужчиной, было нелепо. Разница в возрасте 50 лет. Наконец она села на стул, внимательно посмотрела и сказала первую фразу: «не ожидала, что Вы мой сверстник, Вам сейчас 70 лет, необходимо ложиться в стационар на обследование, вегетативная, нервная система полностью атрофирована, практически - инвалид». Пашка встал на "дыбы." Особенно задело, по её выражению, то, что лучшая его перспектива - работа на пасеке. И чтобы окончательно доказать свою правоту, предполагая, очевидно, что в таком возрасте, как у них, половые признаки уже отсутствуют, распахнула халат, палочкой на своей оголённой груди нарисовала крест.

- «Теперь смотрите, не отвлекайтесь, просьба смотреть только в центр».

- «Сщщас! Размечталась!», подумал Пашка, когда понял суть её предупреждения, но, тем не менее, всё же с трудом стал переводить свой взгляд по направлению указующего пальца, направленного на середину нарисованного креста.

- «Что видите»?

- «Вижу крест, красного цвета»,

- «Это уже плохо»- ответила она.

- «Теперь смотрим, что у Вас».

У Пашки полосы, которые она пометила на его груди, сразу вздувались и долго не исчезали.

- «Поняли»?

- «Понял».

- «Мы с вами не йоги, потребуется длительное лечение».

Слово «йоги» стало ключевым для Пашки. У него в смене работает мастером Гена Таран, осевший на постоянное место жительство из числа командированных западников. Как-то он хвастал, что достал книгу по гимнастики йогов. Поскольку, Гена не способен был думать ни о чём, кроме наживы, провели с ним в его стиле обмен: ему дорогой ковёр, Пашки книжка. Через шесть месяцев Пашка научился менять температуру тела, отдыхать за семь минут, менять частоту ударов сердца. Но доигрался до того, что однажды довёл его почти до остановки, испугался и бросил заниматься совсем. Но, тем не менее, через год, когда он проходил медицинскую комиссию, никаких признаков болезни не было. Но всё это уже происходило в другом городе и на другой работе.