Записки советского чиновника

Детство у Пашки было своеобразным. Родился перед войной, через восемь лет после гибели деда - протоиерея – Деева Ивана Петровича и двух братьев: Васьки и Витьки. Смертью это явление назвать трудно. Слишком противоестественно всё происходило. А события разворачивались так. Состав остановился на перегоне станции Батпак (Актасты) Карагандинского отделения железной дороги, до предела заполненный спецпереселенцами, среди которых была и его мать со своим отцом и тремя детьми. Они были репрессированы, как семья священнослужителя. Мужа её, Павла Игнатьевича с ними не было. Его забрали в другой лагерь, где-то под Иркутском.

Бескрайнее пространство. Ноябрь. Мороз двадцать градусов, нестерпимый ветер. В срочном порядке разгрузились. Состав уехал, а на белом безмолвии осталась копошащееся огромное чёрное пятно. Инструментов, стройматериалов нет. Начали закапываться, кто как мог, на ночь дед собой закрыл младших. А на другой день удалось оживить только матушку – Пелагею Ивановну и старшего сына Петьку. Дед и двое братьев Пашки, по официальному заключению, скончались от дизентерии, охватившей весь регион переселения. Утром их увезли в неизвестном направлении. Могил от них не осталось. Ни к умершим, ни к погибшим их, скорее всего, отнести было нельзя. Виктор Романов, Василий Романов и Иван Петрович Деев больше подходят к категории ИСЧЕЗНУВШИХ.

Пашка родился немногим более пяти килограмм, среду обитания он менять не хотел и блаженно заорал, но с ним разделались круто: как чеченцы ножом резанули по животу, как немцы ударили по голому заду, как русские на вытянутых руках показали бугристые глиняные стены, похожие на старый размораживающийся холодильник. Жить ему в этом мире не хотелось, но родители с его мнением не согласились, завернули в старое верблюжье одеяло и заставили насильно жить.

К тому, времени, когда родился Пашка, почти каждая семья уже имела свою тёплую саманную фазенду, скотину и трудодни. Колхозу дали звучное название «Большевик», а поселение, где разместили немцев поволжья «Красный Кут». Инстинкт самосохранения а также продолжения рода диктовал свои условия сосуществования. Родители, старики и подростки – все работали. Тем не менее, дети рождались. И, когда, в очередной раз мать пришла в комендатуру отмечаться, ей наблюдательная работница комендатуры сделали замечание, что, по всей видимости, у неё появится очередной ребёнок, а предыдущий не зарегистрирован. А замечания комендатуры выполнялись беспрекословно и быстро. Мать тут же переадресовала команду отцу. Чтобы он, по пути на обед, зашёл, и зарегистрировал Вовку. Отец был человек обязательный, и перед обедом направился по назначению, и наверняка, с удовольствием, так как, рядом с комендатурой был коопторг и правление колхоза. Члены правления перед обедом собирались в коопторге. Статус ему позволял. Обсуждались самые актуальные вопросы. Преимущество этого заведения заключалось в том, что здесь отпускалось на розлив, и при выходе из магазина стояла бочка с кусковой солью. Решив все насущные проблемы, члены правления разбегались кто куда, находу посасывая соль. На этот раз отец заспешил регистрировать Вовку. На вопрос, как зовут? Он, переполненный, после выпитого, собственной значимостью, ответил – Павел. Сотрудница заскрипела пером. Потом уточнила: когда ребёнок родился. Отец начал вспоминать, в прошлом или в позапрошлом году. Решил, что в позапрошлом, В дни яблочного спаса, выбрали число 26 августа. Очевидно, такое решение сформировалось, потому что ребёнок был беспокойный, постоянно орал, и всем надоел до чёртиков. Сотрудница, в конце аудиенции, уточнила: а Ваше полное имя, отчество: Романов Павел Игнатьевич? Да, подтвердил отец. И когда родители получили свидетельство о рождении, то они из него узнали, что родился у них в посёлке № 4 Осакаровского района Карагандинской области, никакой не Вовка, а Пашка, при этом на год старше. На повторное посещение комендатуры у родителей духу не хватило. А Вовка, то биш теперь Пашка, наверняка остался бы доволен столь высоким статусом, если бы он мог осознать такую резкую перемену в собственной биографии. Но, учитывая специфику возраста, ему было всё «до фени», как говорили в Карлаге. Перед ним проблемы стояли посерьёзней.